Последняя треть ХХ - начало ХХ1 века для гуманистиче­ского права стало поворотным периодом в силу того, что столь естественное и, казалось бы, неотъемлемое право человека на жизнь было впервые за всю историю цивилизации юриди­чески признано наиболее важной ценностью и фундаментом для всех других прав.

С этим согласились основные мировые системы юриспруденции. И хотя исторически право на жизнь относилось к правам первого поколения, издавна в тех или иных формах фиксировавшимся в человеческих кодексах и божественных заповедях, юридически до середины прошлого века это не было очевидно - международная юриспруденция не признавала его в качестве основного и неотчуждаемого.

Право ребенка на жизнь до недавнего времени также не было юридически очевидным, несмотря на то, что дети в любом тради­ционном обществе рассматривались как будущее и почитались как благословение. Это право, будучи, с одной стороны, основой всех детских прав, с другой - является реализацией общечеловеческо­го права на жизнь. И ввиду возрастной физической и психической инфантильности его носителя предполагает защиту от любых форм насилия и жестокого обращения, угрожающих здоровью и жизни ре­бенка.

Наиболее уязвимой для насилия и попирания права на жизнь категорией всегда были дети, лишенные родительской опеки. Сегодня содержание и поддержка сирот, которыми ежегодно становятся более шестидесяти тысяч детей, - это со­циальная обязанность государства, но и она имеет небольшой исторический возраст, существуя только с первой половины XX века. Однако поскольку сиротство было неотъемлемой частью человеческой цивилизации, существовала и практика взаимодействия общества с данной категорией детей, зафик­сированная в разного рода исторических документах. В то же время стремление осмыслить эту практику в отечествен­ном правоведении, а также сформулировать этапы развития представления о праве детей-сирот на жизнь и гарантий это­го права наталкивается на скудость юридических данных. К примеру, если период Московского государства о статусе де­тей, незаконнорожденных и лишенных родительской опеки, оставил информации мало, то Киевская Русь не оставила ее почти совсем. Тем не менее, сохранились сведения о семейном укладе и нравах, характерных для времен становления древне­русского государства, и именно они могут стать основой для определенных выводов.

Так, до Крещения Руси отсутствовал и намек на наличие каких-либо прав у ребенка. Будучи одним из наименее значи­мых членов семьи, он был в абсолютной власти родителей, в первую очередь отца, и потому совершенно бесправен. По словам Н. М. Карамзина, описывавшего нравы славян-языч- ников, женщина, родившая дочь, вполне законно могла ее убить, если семья была велика и многодетна, однако подоб­ная практика не касалась детей мужского пола, «рожденных служить отечеству». Естественно, что в патриархальной семье детоубийство возможно было только с разрешения супруга. Кроме того, дети могли быть отданы своими родителями в рабство. Причем их полная зависимость и наименьшая значи­мость в социальной иерархии фиксировалась словом «чадь», означавшим разных подчиненных лиц - «рабов, прислугу, родственников».

Изменения в статусе ребенка начинаются с христиани­зацией Руси. Активная позиция церкви в вопросе защиты брошенных детей, смягчение нравов под влиянием христиан­ского учения, а также развитие государственности привело к ограничению абсолютной власти родителей - потере права на детоубийство. Кроме того, начали формироваться зачатки личных и имущественных прав ребенка. Однако параллельно этим процессам совершенствовались и способы тайного из­бавления от детей, например, аборты и подкидывание ново­рожденных. И поскольку именно церковь отстаивала право ребенка на жизнь, младенцев стали подкидывать на паперти.

Исторические особенности формирования в отечественном правоведении концепции конституционных гарантий права на жизнь детей, оставленных без попечения родителей

Собственно юридическое регулирование детских прав и интересов впервые появляется в XI - начале XII века в пери­од княжения Ярослава Мудрого (около 978-1054), а затем и Владимира Мономаха (1053-1125). «Русская правда» - первый письменный источник русского права - зафиксировала от­дельные аспекты положения детей, характерные для XI-XIV веков.

Так, право на жизнь детей-сирот, а также нищенствую­щих и бродяжничающих, легко попиралось. Не менее легко попиралось и право на жизнь незаконнорожденных. Посколь­ку юридически положение детей, рожденных в браке и вне брака, разнилось кардинально, появление вне брака не только лишало ребенка каких-либо имущественных прав, оно факти­чески лишало его достоинства, делая объектом общественного презрения и порицания. Убийство таких детей собственными матерями было в ходу и косвенно поддерживалось отсутстви­ем сурового наказания. Сведения об этом есть в Уставах вели­ких князей Владимира (1015) и Ярослава (978-1054). К при­меру, Устав князя Ярослава повелевал такую мать привлечь к церковному суду, ей предписывалось покаяние и заключение в церковном доме.

Существенный прогресс в детском вопросе связан с дея­тельностью Петра I. Благодаря его усилиям сформировалось в качестве социального института опекунство, призванное за­щищать, обеспечивать и обучать детей, не достигших совер­шеннолетия. Опекуны могли назначаться по родительскому завещанию, в соответствии с законными правилами и по рас­поряжению правительства.

Примечательно и появление первых форм государствен­ной защиты права на жизнь детей наиболее уязвимых кате­горий. Поскольку планы Петра по государственному пере­устройству России требовали значительных человеческих ресурсов, он ради увеличения народонаселения полагал не­обходимым сохранять жизнь и сиротам, и «зазорным» мла­денцам, как стали называться незаконнорожденные. Целям их государственной защиты послужили несколько указов Петра, изданных в 1714, 1715, 1717 и 1724 году.

Однако их реализация была сопряжена с существенными затруднениями. Во-первых, именно в ходе реформаторской де­ятельности Петра осиротело большое число детей, во-вторых, государство и общество не были в полной мере готовы к ре­шению этих задач. На результат влияли не только сложности в организации госпиталей, связанные с отношением местных властей, но и нехватка кормилиц и сиделок, а также большая младенческая смертность.

Тем не менее, значимость этих указов Петра I в истории отечественного гуманистического права сложно переоценить. Фактически впервые наиболее уязвимые категории населения, включая не только детей-сирот и незаконнорожденных, но ста­риков и инвалидов, получили государственную поддержку.

При Екатерине II положение «зазорных» детей было зна­чительно изменено. Если до этого ребенок, рожденный вне брака и подкинутый, переходил в собственность своих вос­питателей, теперь же он находился в ведении приказов обще­ственного призрения, а, став совершеннолетним, получал вольную. В собственности владельцев оставались лишь неза­конные дети крепостных матерей.

До середины XIX века друг друга сменил не один порядок признания родителями своих незаконнорожденных детей. К примеру, во времена царствования Александра I ребенок не­замужней женщины, появившийся на свет до ее вступления в брак, мог быть признан в отличие от ее же детей, рожденных после супружеской измены либо по истечении 306 дней с мо­мента окончания брака в силу его расторжения или призна­ния недействительным, а также в силу смерти супруга (ст. 132). Отсутствие признания означало, что дети лишались всякого наследства, в том числе и права на фамилию отца. Этот по­рядок признания при Николае I был ужесточен - ребенок, по­явившийся на свет до брака женщины с его отцом, тоже стал считаться незаконнорожденным.

Начало принципиальным изменениям в статусе внебрач­ных детей положил XX век. И первой ласточкой стал закон 1902 года «Об утверждении правил об улучшении положения незаконнорожденных детей», внесший коррективы в Свод за­конов Российской империи. Отныне незаконнорожденный ребенок мог претендовать на фамилию и отчество отца, но с согласия родителей, если они были живы. Мог он носить и де­вичью фамилию матери (ст. 132.3 Свода законов гражданских). Помимо личного неимущественного права на имя родителей, у него появилось право и на определение того же места жи­тельства, что и у них.

Советский этап в развитии прав детей-сирот начался с декабря 1917 года, когда были изданы два декрета: Декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 18 декабря 1917 года «О гражданском браке, детях и о ведении книг актов состояния» и Декрета от 19 декабря 1917 года «О расторжении брака». Поставив точку в дореволюционной истории семейного права, они сформу­лировали новые фундаментальные принципы семьи и брака, остающиеся актуальными и сейчас.

Дети, оставшиеся без попечения родителей

Новая стратегия воспитания, по мнению П. Н. Лепешинского, одного из вдохновителей советской системы образова­ния, заключалась в том, что наиболее эффективно поставить и решить «огромную задачу воспитания» под силу только всему обществу и государству. Так, в декабре того же 1917 года было упразднено управление детскими приютами бывшего ведом­ства императрицы Марии, а спустя два месяца все учреждения были переданы в состав Народного комиссариата просвеще­ния. В этот же период появляется новый для отечественной системы призрения тип заведений - дом младенца, предна­значавшийся для детей-сирот грудного и раннего возраста.

Следующий, 1918 год для защиты детских прав оказался не менее важен. В этом году впервые увидела свет «Деклара­ция прав ребенка», концепция которой появилась у ее автора К. Н. Вентцеля, выдающегося педагога и гуманиста, еще в 1905 году - при вынашивании планов создания Великой хартии свободы для детей. Декларация, опубликованная Вентцелем в книге «Отделение школы от государства и декларация прав ребенка», утверждала совершенно революционные на тот мо­мент идеи - право абсолютно любого ребенка на жизнь, на собственную свободную личность, ее развитие и реализацию, право на выбор себе воспитателей и отказ от них, в том числе и от родителей, если они плохие воспитатели, право на равен­ство в свободе и правах с любым взрослым человеком, право не быть чьей-либо собственностью и не подвергаться насилию.

Первым международным документом, защищающим право на жизнь, в том числе и детей-сирот, стал Устав Органи­зации Объединенных Наций, принятый 26 июня 1945 года. Он декларировал защиту всех основных прав человека, и в первую очередь - права на жизнь. Международный пакт о граждан­ских и политических правах 1966 года статьей 6 утвердил это право как неотчуждаемое - оно не только охраняется законом, но никем и ни у кого, включая все категории детей, не может быть отнято.

Современное правоведение отмечает специфичность юридического статуса детей, лишенных родительской опеки. По мнению Н. В. Летовой, его особенность заключается в том, что свои права, связанные в первую очередь с общим юриди­ческим статусом, реализует не сам ребенок-сирота как носи­тель этих прав, а уполномоченные организации, и это его вы­деляет среди прочих категорий детей, в том числе и растущих в семье.

Несмотря на то, что право на жизнь признано абсолют­ной ценностью на международном уровне достаточно давно, до сих пор остается ряд дискуссионных моментов. Так, юри­дически не конкретизировано содержание терминов «жизнь» и «право на жизнь», не решен вопрос о праве на свободное распоряжение собственной жизнью. Кроме того, есть затруд­нения с гарантиями государства, обеспечивающими право детей-сирот на жизнь. Эти вопросы находят отражение в от­дельных международных и национальных нормативных доку­ментах.

В современной России реализация прав детей-сирот на семейное воспитание базируется на нескольких федеральных законах: «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации», «О дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», «Об опеке и попечительстве».

При этом важность системы гарантий подчеркивается особо. По мнению Н. В. Летовой, именно система гарантий обеспечивает необходимый уровень правовой регуляции от­ношений с участием детей и позволяет добиваться наилучше­го юридического и общественного результата.

В целом же охрану прав и интересов российских детей- сирот в настоящее время обеспечивает ряд специальных фе­деральных законов, а также нормы, содержащиеся в кодексах, президентских указах, правовых актах органов федеральной исполнительной власти и законах субъектов Российской Феде­рации.

МАРКИНА Алена Юрьевна
кандидат медицинских наук, аспирант кафедры конституционного права и муниципального права Челябинского государственного университета